Новозаветные сюжеты в живописи Распятие Христа часть D - Каталог статей

Новозаветные сюжеты в живописи Распятие Христа часть D

Дева Mapия, евангелист Иоанн, святые жены и другие персонажи у креста Дева Мария и любимый ученик Христа Иоанн, стоящие в скорбных позах у креста, - излюбленный сюжет западной живописи. Основанием для него является свидетельство Иоанна: "При кресте стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се. Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе" (Ин. 19:25-27). На разработку художниками темы скорбящей у креста Девы Марии большое влияние оказал католический гимн "Stabat Mater". Яркое воплощение в живописи получила первая из двадцати его трехстрочных строф: Stabat Mater dolorosa, luxta crucem lacrimosa, Dum pendebat Filius. "Скорбная, в слезах, стояла Мать возле креста, на котором был распят ее Сын". Приведем эту строфу в стихотворном переводе С.Шевырева: Мать у крестного распятья К сыну горькие объятья Простирала - час настал... Образ, созданный С.Шевыревым, требует комментария с точки зрения христианской иконографии: Дева Мария никогда не изображалась у креста простирающей объятия к сыну. Традиционная поза скорбящей Марии (Mater dolorosa) - левой рукой поддерживать голову, а правой - локоть левой руки. Мария не проливает слез: кто может плакать, тот еще не проникнут силою всей скорби, на какую способно сердце человеческое. В произведениях художников Средневековья Дева Мария может изображаться у распятия с семью мечами, пронзающими ее сердце, что символизирует пророчество Симеона. Дева Мария и Иоанн, когда они изображаются только вдвоем у креста, находятся близко к распятию. Это оправдывается тем, что Христос, согласно свидетельству Иоанна, обращался к ним с креста. Такую трактовку мы видим у неизвестного мастера (Пэхльский алтарь) и у неизвестного чешского мастера (миниатюра из Оломоуцкого служебника). Нет ничего удивительного в присутствии у распятия Богоматери и любимого ученика - они занимают здесь то место, которое соответствует их месту в Евангелии. Но утонченные натуры Средневековья находили тайну даже в этой естественной композиции. В глазах теологов Дева Мария всегда символизировала церковь, причем во всех обстоятельствах своей жизни, но особенно в тот момент, когда она стояла у креста. При Распятии все мужи, не исключая Петра, потеряли свою веру; верной осталась только Дева Мария. Вся церковь, утверждает Яков Воррагинский, нашла прибежище в ее сердце. (Указывалось также, что Мария не принесла миро к гробу, поскольку она одна не потеряла надежду на воскресение Христа; в те дни она одна была церковью.) Что же касается Иоанна, то он - это может показаться неожиданным - олицетворял синагогу. Действительно, в евангелиях Иоанн - правда только один раз, символизирует синагогу. Этого, однако, оказалось достаточным, чтобы поместить Иоанна слева от креста. Когда утвердился обычай изображать Христа на кресте уже умершим, то и скорбь Марии приобрела более экспрессивный характер: буквальный смысл слов Иоанна: "При кресте Иисуса стояли Матерь Его..." - игнорируется, и художники начинают чаще изображать Марию теряющей сознание. Однако для такой трактовки, строго говоря, не находится оснований в Библии - это результат работы средневековых богословов. Переход от изображения прямо стоящей Богоматери к изображению ее падающей в обморок происходил постепенно: в самых ранних образцах такой интерпретации она еще стоит, хотя святые жены поддерживают ее. В живописи XV века Мария изображается уже опускающейся на землю без чувств. Что касается святых жен, сопровождающих Деву Марию, то о них повествуется во всех четырех Евангелиях: Иоанн говорит о присутствии при распятии Марии Клеоповой и Марии Магдалины, Матфей и Марк сообщают о Марии как о матери Иакова Меньшего и Иосии. В изобразительном искусстве популярным был мотив "Три Марии у креста". В тех случаях, когда изображены четыре женщины, можно быть уверенным, что художник опирался на изложение этого эпизода у Марка, упоминающего о женщинах, среди которых была, кроме уже названных Марий, Саломия, мать апостолов Иакова и Иоанна. Идентифицировать их, кроме Марии Богоматери и Марии Магдалины, бывает непросто. Что касается Марии Магдалины, то узнать ее можно, во-первых, по ее атрибуту, традиционно изображаемому и в сцене Распятия, - кувшину или вазе, в которых она носила миро, во-вторых, по характерной ее позе у креста: в экстатическом порыве она падает на колени и обнимает крест (так изображают ее и Джотто, и Альтдорфер; известны, правда, примеры изображения в такой позе также Девы Марии), целует кровоточащие раны Христа или отирает их своими длинными распущенными волосами. Воин с копьем Множество легенд и домыслов существует относительно того участника сцены, который пронзает копьем тело Иисуса. Иоанн единственный из евангелистов, кто упоминает об этом эпизоде, однако имени этого человека не называет и говорит лишь, что он воин. Делались попытки идентифицировать его с сотником (центурионом), о котором повествуют Матфей: "Сотник же и те, которые с ним, стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину, Он был Сын Божий" и Марк: "Сотник, стоявший напротив Его, увидев, что Он, так возгласив, испустил дух, сказал: истинно Человек Сей был Сын Божий". Художники, придерживавшиеся этой идентификации, порой наделяли воина свитком, на котором слова, приводимые Матфеем, написаны по-латыни: "Vere filius Dei iste". Следует, однако, признать, что отождествление сотника с воином, пронзившим Христа на кресте копьем, неправомочно, поскольку центурион засвидетельствовал божественность Иисуса после землетрясения. В Евангелии Никодима говорится, а затем в "Золотой легенде" повторяется, что имя воина, пронзившего Христа копьем, было Лонгин. Он был слепым и, согласно "Золотой легенде", излечился от слепоты чудесным образом - кровью, вытекшей из нанесенной им Христу раны. Впоследствии, согласно преданию, он крестился и принял мученическую смерть. Как правило, он изображается с "хорошей" стороны от Христа. Художники по-разному давали понять зрителю, что Лонгин слеп: копье, которое он стремится вонзить в тело Христа, может направлять рядом стоящий воин либо Лонгин специально указывает пальцем на свои глаза, обращаясь к Христу и как бы говоря: излечи меня, если Ты Сын Божий! Помимо копья, атрибутом Лонгина является дароносица, в которую, как об этом повествует легенда (в Евангелии об этом ничего не говорится), он собрал капли святой крови Христа. Толкование символического значения раны, нанесенной Христу Лонгином, и излившейся из нее крови и воды восходит к Августину: святая кровь и вода - это символы святых таинств - Евхаристии и Крещения, и как Ева была сотворена из ребра, изъятого у Адама, так и два главных христианских таинства излились из пронзенного копьем ребра Христа, этого нового Адама. Таким образом, церковь, эта невеста Господа, произошла из раны в ребре Христа. Согласно христианскому догмату, рана была нанесена Христу с правой стороны, по Августину - на стороне "вечной жизни". К началу XVII века эта символика стала забываться, и с тех пор рану изображали как справа, так и слева. Нередко на картинах старых мастеров можно видеть изображение двух струй, изливающихся из раны Христа, - крови и воды. Копье является одним из инструментов страстей Господних. Воин с губкой Противоречие в указании на то, что именно дали пить Иисусу, когда привели его на Голгофу: уксус с желчью (Матфей) или вино со смирной (Марк), - по-видимому, лишь кажущееся. Если сопоставить рассказы всех четырех евангелистов, то окажется, что Иисусу пить было предложено дважды. Первый раз это было дурманящее (наркотическое) средство (вино со смирной), предназначавшееся для облегчения физических мук (его Христос отверг), а второй раз, после его возгласа "Жажду!" - уксус или даже уксус, смешанный с желчью (как утверждает Матфей), дабы издевательски новыми муками приблизить его конец. Этот второй напиток не что иное, как то питье, о котором пророчествовалось в псалмах: "Язык мой прильнул к гортани моей" (Пс. 21:16), "И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом" (Пс. 68:22). Следует лишь иметь в виду, что уксусом тогда именовалось кислое вино. Воина, который подносит Христу насаженную на иссоп и предварительно смоченную в уксусе губку, использовавшуюся, по-видимому, в качестве затычки для сосуда с поской (напиток воинов на марше), легенда нарекла Стефатоном. Примечательна трактовка этого сюжета у Жана Фуке (1420-1481). Здесь точно соблюдена хронология событий: Христос изображен еще без раны, - ведь воин пронзил тело уже мертвого Христа; художники далеко не всегда пунктуальны в вопросах хронологии событий. Стефатон обычно фигурирует в паре с Лонгином, и если последний почти всегда изображается с "хорошей" стороны от Христа, то Стефатон - с "плохой" (у Фуке редкое исключение); их орудия высоко подняты - порой симметрично - над толпой, окружающей крест. В искусстве Возрождения Стефатон появляется реже Лонгина, однако губка на иссопе фигурирует в этом сюжете всегда - она может лежать на земле неподалеку от распятия или же иссоп легко можно разглядеть в частоколе копий в руках римских солдат. Иссоп с губкой, так же как и копье, является одним из инструментов страстей Господних. Источник: http://www.maykapar.ru/
Категория: Искусство \| Добавил: vitalg (29.Янв.2011)
Просмотров: 291

E-mail:
Пароль: