Общественная нравственность - Каталог статей

Общественная нравственность

Для всех людей, не принадлежащих к указанным выше исключениям, возникает серьезный вопрос о вступлении в свое время в брачный союз с каким-либо одним лицом. Христианский брак по существу своему, как мы знаем, представляет собою духовно-телесный союз между двумя лицами разного пола, основанный на нравственной взаимной любви и верности. Как такой и как установленный Самим Богом, он постоянно должен быть чистым и святым союзом. Для того же, чтобы сохранить святость и чистоту брака, нужно указать определенные нравственные условия или требования для его заключения. Первым условием, естественно вытекающим из понятия о самом существе брака, как чистого и живого внутреннего союза любви, является свободное и непринужденное согласие обоих брачащихся, служащее выражением их взаимного расположения и уважения. На это условие при заключении брачного союза ясно указывает св. Иоанн Златоуст, ссылаясь прямо на внешние, т.е. гражданские законы: «Не это (т.е. не шумные торжества, обычные при бракосочетании) делает законным супружеский союз, но сожитие по законам Божиим, целомудренное и благопристойное, когда сочетавающиеся связуются взаимным согласием (sun»qeia). Это знают и внешние законы. Послушай занимающихся изучением их, и они скажут, что брак составляется не иным чем, как согласием». И св. Амвросий Медиоланский утверждает, что «не лишение девства полагает начало браку, но супружеское соглашение (pactio conjugalis)». Нарушение этого требования, очевидно, было бы нарушением самого существа брака и ставило бы брачущихся в такое положение, которое не соответствовало бы достоинству и свободе человеческой личности. Никакое принуждение совне не должно заменять собою свободного, основанного на сердечном расположении и уважении, выбора супруга. Никакие также корыстные расчеты не должны иметь места при выборе одним лицом другого в постоянного ближайшего и неразлучного спутника своей жизни. Эти эгоистические расчеты, по словам св. Иоанна Златоуста, настолько завладевают вступающим в брак что он, еще не взяв себе сообщницу жизни и не испытав семейных радостей, уже старается узнать о судьбе приданого в случае смерти жены. «Ты, когда намереваешься взять жену, — говорит св. отец с глубоким знанием жизни, — бежишь с великою заботливостью к мирским законникам и, не отступая от них, со всею тщательностью разведываешь, что будет, если жена умрет бездетною, что — если имея дитя, что — если имея двух или трех, как она будет пользоваться своим имением при жизни отца, как после его смерти, сколько наследства перейдет к ее братьям, и сколько к супругу, когда он будет обладателем всего, так чтобы не позволить никому присвоить ни малейшей части ее имущества, и в каком случае он может лишиться всего». Брак по расчету может быть не благотворным союзом живущих друг для друга и друг в друге лиц, а скорее тяжелою цепью, связывающею невольников. Женившись без состояния, человек, по словам Златоуста, становится рабом своей богатой жены. Еще хуже положение бедных женщин, выходящих в замужество за богатых: богатые мужья относятся к ним не лучше, как если бы они купили их в рабство на общественном рынке; они не имеют никакой власти над слугами своего дома и никакой силы против соперницы, которая не преминет завестись у мужа. Согласие на вступление в брак, служащее выражением искренней любви брачащихся, следовательно, чуждое внешнего принуждения и имущественного интереса, не должно иметь в основе и чувственной страсти. Так как в этом случае мгновенная вспышка страсти возбуждается внешнею красотою избираемого лица, заслоняющею внутренние достоинства его, то не удивительно, что подобные браки часто бывают несчастливы. Св. Иоанн Златоуст, предостерегая молодых людей от слепого увлечения телесною красотою в невесте, поучает, что чувственная красота есть нечто несущественное и скоропреходящее в человеке и ни в каком случае не может служить залогом прочного счастья брачной жизни, и что истинная красота заключается в душевных качествах, без которых их телесная не имеет никакого достоинства. Такие взгляды разделял и св. Амвросий Медиоланский. Чтобы брачный союз соответствовал своей цели, необходимо, по нему, при вступлении в брак в подруге жизни искать душевных качеств, а не внешней красоты, ибо не столько она услаждает мужа, сколько добродетель. Насколько свободное согласие на брак со стороны лиц, вступающих в него, является необходимым условием при заключении брачного союза, — это подтверждается тем обстоятельством, что это условие в принципе признавалось и в дохристианское время. У древних евреев брак представлялся таким нравственным союзом, который мог и должен был заключаться не без добровольного согласия со стороны брачащихся , особенно со стороны женщины. Греки предоставляли совершеннолетним сыновьям полную самостоятельность в брачных делах, хотя иногда и ограничивали эту самостоятельность волею родителей; дочерей же, наоборот, ставили в полную зависимость в отношении к браку от воли отца, а в случае его смерти или отсутствия — от воли брата и деда отцовской стороны. Римские законы, хотя подчиняли детей почти безграничной власти отца, но в то же время не отнимали у них права выражать свое согласие или несогласие на вступление в брак. Несомненно, что даже дочь по этим законам могла пойти против воли отца, если он избирал ей жениха недостойного по характеру и бесчестного. В позднейшие же времена римской истории вошла в обычай особая форма заключения брака, требовавшая для законности его лишь одного условия — изъявления согласия брачущихся (consensus nuptialis). «Если нет большего счастья, — говорит Лютардт, — чем то, какое дает счастливый брак, то, с другой стороны, нет большей муки на земле и большего бремени, чем брак несчастный». Поэтому, прежде чем решиться на такой важный шаг в жизни, как брак, необходимо, чтобы совершившийся в сердце брачущихся свободный взаимный выбор супруга был запечатлен волею и согласием их родителей и одобрением других близких к ним опытных людей. Что в брак нельзя вступать, не получив наперед родительского согласия, это уже следует, помимо требования благоразумия, и из пятой заповеди закона Божия, внушающей детям прямой долг естественного чувства благодарности, преданности и уважения к родителям. Притом же, вступление детей в брак есть уже отделение их от родителей (Быт. 2, 24; Мф. 19, 5); но отделение без согласия родителей, или против воли их, было бы возмущением против естественной и нравственной, Богом освященной, власти родителей, — чего не может дозволять никакой закон — ни божеский, ни человеческий. Никто ближе родителей не стоит к детям и никто больше их не желает им добра. На них молодые люди и должны полагаться прежде всего в этом серьезном деле. Один древний нравоучитель пишет: «Благословение отчее утверждает домы чад» (Сир. 3, 9). «Если от старого дома, в качестве ветви, отделяется новый, то он для того, чтобы преуспевать, должен взять с собою благословение прежнего дома, подобно тому, как колонии древнего мира брали с собою огонь родного очага и с ним отправлялись на кораблях в далекую землю». Вот почему св. отцы Церкви, настаивая на том, чтобы брак заключался по свободному согласию лиц, вступающих в него, в то же время не одобряли браков без согласия на них родителей, считая такие браки делом прямо безнравственным. Напр., 38 правило св. Василия Великого гласит: «Отроковица, без соизволения отца посягшая, блудодействует». Согласие родителей на вступление в брак своих детей признавалось общим правилом и по законам всех времен и народов. У Тертуллиана мы читаем: «Nec in terris sitie consensu patrum recte et jure nubunt». Римские законы, исходя из того воззрения, что дети, как находившиеся in sacris своего отца, без воли его и не должны быть отпускаемы ех sacris, объявлял незаконным всякий брак, заключенный без согласия отца , причем согласие отца давалось в форме повеления, отличавшегося от простого соизволения. И наши отечественные законы, согласно церковным постановлениям, требуют, как одно из необходимых условий бракозаключения, изъявление согласия на него со стороны родителей. Однако это требование не означает, что родители имеют безусловное право и власть запрещать своим детям брак, тем менее заставлять детей вступать в него вопреки их собственному желанию. Родителям принадлежит право в данном случае только соизволяющее, а не избирающее; выбор супруга должен производиться самим брачущимся. Вступать в брак по приказанию — противно свободе брака и потому безнравственно. Вот почему по церковным и по нашим гражданских законам браки, заключенные без родительского согласия, не расторгаются, а только виновные подвергаются церковному и гражданскому наказанию. Чтобы брачный союз заключался не легкомысленно, обдуманно, с надлежащим пониманием всего его важного значения и сознанием всех обязанностей, налагаемых супружескою жизнию, для этого вступающие в брак должны иметь зрелость как физическую, так и нравственную (возраст брачащихся), т.е. должны достигнуть так называемого брачного совершеннолетия. Ввиду этого, прежде всего нельзя слишком спешить со вступлением в брак. Не созрев физически и духовно, невозможно сделать правильного выбора супруга или супруги. Тогда простую влюбленность легко можно принять за действительную брачную любовь. Кроме того, пока не установился характер, до тех пор возможно изменение настроения воли и сердца; прежняя страсть может перейти в совершенное равнодушие. Но не следует и надолго откладывать заключение брака. Замечательные в этом случае по своей житейской мудрости советы св. Иоанна Златоуста сохраняют свое значение для всех народов и всех времен. Порывы влечения чувственности бывают сильнее всего в юности, «которая легко разжигается удовольствиями способна больше масла к воспламенению, а для подвигов целомудрия весьма нежна». Поэтому в юности именно, по мнению св. отца, и нужно вступать в брак. Златоуст неоднократно указывал родителям, какую они берут на себя ответственность, давая своим сыновьям достаточно времени для того, чтобы познакомиться с куртизанками. Напрасно возражали ему, что молодым людям нужно дать сначала укрепить свое положение, добиться какой-нибудь доходной должности. Важнее всего для счастья брачной жизни соблюсти их целомудрие до супружества, чего нельзя достигнуть иначе, как при посредстве благовременного брака. «Итак... чтобы отсечь самые корни (зла), — говорит он, — пусть те, которые имеют детей, находящихся в юношеском возрасте, и намереваются ввести их в мирскую жизнь, скорее соединяют их узами брака»; ибо «кто с юных лет начал вести жизнь распутную и ознакомился с обычаями блудниц, тот в первый и второй вечер будет любоваться своею женою, а затем скоро обратится к прежнему распутству». Само собою разумеется, что положительные законы у различных народов, в зависимости от различных обычаев и климатических условий той или другой страны, не могли быть одинаковы в определении времени наступления для обоих полов брачного совершеннолетия. У библейских евреев браки заключались очень рано (Притч. 2, 17; 5, 18), чтобы предохранить молодых людей от безнравственности (Сир. 7, 27; 42, 9). Большинство раввинов определяло возраст брачного совершеннолетия 13-ю годами и 1-м днем для юноши, и 12-ю годами и 1-м днем для девицы. В Греции время совершеннолетия определялось для юноши в 18 лет, для девиц в 15, т.е. в такие лета, когда молодые люди заносились в государственные разрядные списки. Для римских юношей брачное совершеннолетие начиналось с 14 лет, для девиц — с 12. Брак, заключенный до начала законного возраста, признавался недействительным, хотя несовершеннолетняя супруга считалась законною женою, если постоянно жила при муже в течение целого года. Таким образом, христианство, явившись в мир, застало повсеместно существующим как обязательное условие законности брака требование, чтобы вступающие в него имели надлежащее совершеннолетие. Быть может, поэтому в христианском учении мы и не находим положительного узаконения касательно этого условия брака. Мало того, христианство, как религия универсальная, и не могло установить какого-нибудь одного общего для различных стран и народов правила относительно брачного совершеннолетия, предоставляя это дело гражданскому законодательству. Что же касается самого возраста совершеннолетия, то долгое время относительно этого определенных постановлений не было. Впоследствии по законам императора Юстиниана совершеннолетием для мужчин признавался 14-й год ; к этому узаконению Юстиниана примкнула и церковь. Это же узаконение сначала долгое время действовало и в нашем отечестве ; но в позднейшие времена, соответственно климатическим условиям нашей страны, оно было изменено в смысле разрешения вступать в брак юношам не моложе 18 лет, а девицам не моложе 16. Определяя возраст, раньше которого нельзя вступать в брак, христианское законодательство в то же время указывает и предельный возраст, после которого вступление в брак по основаниям — и физическим и нравственным — должно считаться также делом непозволительным. По нашим законам безусловно запрещаются браки лиц, имеющих более 80 лет. По тем же основаниям не должно допускать слишком большого неравенства в летах брачущихся, когда, напр., старый, одряхлевший силами мужчина женится на молодой женщине, или наоборот. Это так называемые неравные браки (mesalliance). Жених и невеста должны более или менее соответствовать друг другу по возрасту, так чтобы первый, как будущий «глава жены», был несколько старше второй, и это тем более, что женщина чем скорее развивается, тем быстрее стареется. Браки называются неравными и в тех случаях, когда между брачущимися существует слишком большое расстояние по образованию или общественному положению. Хотя образование вообще, где только оно существует, уравнивает всякие различия по состоянию, однако нельзя отрицать, что слишком большое различие по образованию может послужить причиною неравного брака: при таком различии в образовании лицо образованное едва ли может находить удовлетворение в брачном союзе с лицом необразованным. Но в особенности ненормальным брак бывает тогда, когда высокоразвитая и умная женщина выходит замуж за человека с ограниченным умом. Это производит впечатление чего-то противоестественного, и такому мужу трудно быть главою дома. Менее ненормальный, но все же неравный брак, если умственно развитой и даровитый человек женится на простой и необразованной женщине. Если жена стоит в умственном отношении гораздо ниже своего мужа, то между ними никогда не может быть того действительного жизнеобщения, которое должен представлять собою брак, и для мужа тогда это будет искушением к неверности, по крайней мере к духовной неверности. Нормальный брак требует, чтобы естественные дарования и образование с обеих сторон были такого рода, чтобы между брачующимися могла существовать действительная взаимность в их отношениях друг к другу. Сословие есть нечто внешнее, и влечение сердец не зависит от него. Притом же сословия и не должны быть закрепляемы в касты, а назначение брака и состоит именно в том, чтобы сочетать между собою разнородное и таким образом постоянно поддерживать живое взаимообщение в человеческом роде. Тем не менее, при заключении брака нельзя совершенно не обращать внимания на различие по общественному состоянию. Та или другая определенная личность, со вступлением в неравный по своему состоянию брак, не может быть совершенно изъята из связи со всем своим родством, не может существовать совершенно без отца и матери, без братьев и сестер, без родственников и прежних друзей. А чрез подобные связи могут создаваться такие общественные отношения и условия, которые подготовят в недрах самого брака затруднения и опасности для будущей жизни брачащихся. Вот почему царственные особы, занимающие особое положение в государстве, не могут вступать в брак с обыкновенными гражданами, не совершая неравного брака. Некоторые из дохристианских законов были в этом отношении весьма требовательны. Так, у афинян лучшими браками считались равные, когда, напр., невеста не происходила от слишком знатных и богатых родителей сравнительно с женихом. И у римлян запрещались браки неравные по состоянию, напр., брак свободного с вольноотпущенною. По византийским гражданским законам запрещалось людям знатным и благородным вступать в брак с рабынями. В этом случае и Церковь не захотела расходиться с гражданскими законами. Новым нравственным условием относительно брака, естественно вытекающим из самой идеи его, как полнейшего осуществления единства двух существ на основе любви, является то, чтобы он заключался между лицами, исповедующими одинаковую религию, так как в противном случае трудно допустить, чтобы жизнь супругов протекала мирно и счастливо. При разности исповедуемой супругами религии не устраняется и опасность отпадения одного из супругов от христианской веры. А между тем, по словам Мартенсена, только в христианской вере может быть находима истинная способность укрепляться в супружеской любви, благоугодной Богу и человекам. «Христианская вера, — пишет этот выдающийся западный богослов, — учит состоящих в браке лиц смотреть друг на друга не как на существа, назначенные для этой земной жизни только, но и как на существа, предназначенные некогда восстать из мертвых, как на сонаследников благодатной жизни (1 Петр. 3, 7). Она налагает на них взаимную ответственность за души друг друга, совершенно неизвестную вне христианства. Одна только вера делает способными нести жизненный крест, будем ли мы разуметь под ним труд терпения, которым они обязаны один другому в силу их греха, или внешнюю долю, которую они должны сносить вместе. Среди безмолвного возрастания веры и святости, брак должен приближаться к тому идеалу, который выставляет апостол, когда он видит в общении мужа и жены образ общения между Христом и Церковью, — идеал столь и возвышенный, что мы можем приближаться к нему лишь постепенно, среди несовершенств и слабостей». Насколько рассматриваемое условие бракозаключения надобно считать важным, это видно и из того, что оно принималось во внимание еще в дохристианском мире. Греки запрещали всякое вероисповедное различие между супругами, так как правом гражданства пользовалась у них только одна отечественная религия. У древних евреев, хотя и существовали так называемые смешанные браки, однако они не одобрялись. Уже Авраам берет с раба своего клятву в том, что он не возьмет для его сына жену из дочерей хананейских. (Быт. 24, 3). У евреев существовало даже прямое запрещение заключать браки с язычниками, если не со всеми, то по крайней мере с хананеянами (Исх. 34, 15—16; Втор. 7, 3—4; I. Нав. 23, 12), находившимися на самой низшей степени языческого сознания. В христианстве, в религии неизмеримо возвышеннейшей пред всеми другими, тем менее мог быть дозволен брак с последователями других религий. Слова ап. Павла, разрешающего юным вдовам вступать в новый брак, «только в Господе» (1 Кор. 7, 39), Тертуллиан ближайшим образом объясняет в смысле требования, чтобы христиане заключали браки только с христианами, а отнюдь не с язычниками: «посягающая, — говорит он, — должна посягать о Господе, т.е. не за язычника, а за брата (христианина)». До увлечения монтанизмом он, согласно с откровенным учением, допускал вторые браки «точию о Господе», id est in nomine Domini, quod est indubitate, christiano , чрез соединение верующего мужа с верующею женою. Браки христиан с язычниками, по его воззрению, суть adulterium и stuprum. Св. Амвросий Медиоланский запрещает браки христиан не только с язычниками и иудеями , но и с еретиками. «Остерегайся, христианин, — пишет он, — отдавать дочь свою язычнику или иудею, опасайся, говорю, брать в жену язычницу и иноплеменную (alienigenam), т.е. еретичку и всякую, чуждую веры твоея». Причина запрещения подобных супружеств понятна. «Если самое супружество должно быть освящаемо священническим покровом и благословением, то как оно может называться супружеством там, где нет единения веры... Часто многие, увлеченные любовью к женщинам, теряли свою веру, как народ отцов в Веельфегоре». Имея в виду 1 Кор. 7, 12—15 и основываясь на приведенных здесь изречениях ап. Павла, некоторые из христиан первых времен Церкви вступали в брак с язычниками. Но такое понимание указанного апостольского места Тертуллиан находит неправильным. Апостол, по его словам, говорит здесь о тех, «которых благодать Божия застала уже в браке с неверными»; для них брак остается нерасторжимым, хотя бы один из супругов и оставался в язычестве. Точно так же изъясняет это место св. Иоанн Златоуст, решительно заявляя, что «здесь апостол говорит не о тех, которые еще не сочетались браком, но о сочетавшихся; он не сказал: если кто хочет вступить в брак с неверным, но: аще кто имать неверного, т.е. если кто после женитьбы или замужества примет благочестивое учение, а другое лице останется в неверии и между тем пожелает жить вместе, то брак не расторгается». Причину, почему такой смешанный брак не должен быть расторжен, св. отец находит в том, что вследствие крещения одного из супругов святыня этого таинства сообщается самому браку, заключенному вне христианства, а потом сделавшемуся наполовину христианским. Но так как совесть верующего супруга могла смущаться сожитием с неверующим, усматривая нечто нечестное в таком сожитии, то он рассеивает это смущение утверждением, что верующая сторона не делается нечистою от сожития с неверующею. Справедливость этого доказывается словами ап. Павла: «святится муж неверен о жене верне» (1 Кор. 7, 14), «Как, — спрашивает святитель, — неужели язычник свят? Нет, он (апостол) не сказал свят, но: святится о жене; сказал это не для того, чтобы признать язычника святым, а для того, чтобы как можно более успокоить жену и в муже возбудить желание истины». И св. Церковь, согласно с этим апостольским учением, допускает такие из смешанных браков, которые были заключены вне христианства между неверующими лицами, из коих одно впоследствии принимает христианскую веру. Кроме этого случая наша отечественная Церковь на практике допускает с известными ограничениями смешанные браки между личностями различных христианских вероисповеданий, хотя она не закрывает глаз на сомнительный и нежелательный характер подобных браков. Такие супруги будут или жить в религиозном равнодушии, или склонять один другого к своему исповеданию, или испытывать глубокое и мучительное чувство недостаточности духовного единения между собою. Такая брачная чета не может вместе участвовать в том, что есть самого высокого и святого, наприм., в причащении Св. Тайн. Великие затруднения в смешанных браках между лицами, принадлежащими к различным христианским исповеданиям, возникают не только в их взаимных отношениях, но и в деле воспитания детей. Какие бы меры ни предпринимались, будут ли сыновья воспитываться в вероисповедании отца, а дочери — в вероисповедании матери, между их сердцами всегда будет находиться как будто какое-то средостение в виде вероисповедного различия. Указанные затруднения в такого рода смешанных браках наша Церковь до последнего времени (до издания закона 17 апр. 1905 г.) устраняла требованием в известных случаях принятия иноверцами исповедания своих православных супругов и безусловно — воспитания детей в православной вере. Это требование служило весьма серьезным критерием для испытания искренности и самоотверженности любви со стороны иноверца к православному. Библейский пример такой религиозно-самоотверженной любви мы встречаем в лице Руфи, когда она в ответ на увещания своей свекрови возвратиться домой сказала: «Не возвращусь, но где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом и твой Бог моим Богом» (Руф. 1, 16). Важнейшим требованием относительно брака нужно признать, наконец, то, чтобы брачующиеся не находились между собою в близких родственных отношениях. Общее основание этого требования коренится в существенном различии богоустановленных отношений брака и близкого родства и лежащих в основе этих отношений брачной и родственной любви. Богоустановленные отношения брака и естественного родства существенно различаются между собою по первоисточнику, свойству и цели. Развивая эту мысль, Кейль говорит: «Брак выходит из различия и разделения человеческой природы на два полюса и из прирожденной потребности соединения их для взаимного восполнения и совершенства, и по своему существу состоит в половой любви, которая в своем самом чистом стремлении всегда ищет уравнения различий и уничтожения разделений, чтобы чрез взаимное восполнение мужа и жены усовершить человеческую личность в телесном и духовном отношении». Что же касается кровного родства, являющегося естественным последствием брака, то оно, выходя из последнего, дает совершенно иного рода богоустановленное нравственное отношение, которое было бы уничтожено брачным отношением. Есть такие нравственные отношения, которые могут существовать совместно, не уничтожая друг друга; напр., можно быть отцем и вместе учителем одного и того же человека, братом и другом и т.д. Но есть и такие богоустановленные отношения, которые, как не соединимые по самому существу своему, взаимно разрушают одно другое. Так, нравственное отношение взаимной любви, преданности и уважения между родителями и детьми, братьями и сестрами осквернялось бы и уничтожалось брачными отношениями. Поэтому такие браки представляют собою нечистое и неестественное смешение, разрушение границ, положенных Самим Творцом. Уже в словах книги Бытия: «потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей» (Быт. 2, 24) указывается строгое разграничение между существующими узами кровного родства и вступлением в новое родство, предполагаемое браком. И когда говорится, что человек должен оставить своего отца и мать, этим запрещается брачный союз не только между родителями и детьми , но и между братьями и сестрами , т.е., другими словами, здесь высказывается требование, чтобы человек вообще не искал себе жены в доме своего отца, а только на стороне. И замечательно, сама природа оградила людей от браков между близкими родственниками чрез т. н. horror naturalis или естественное отвращение, инстинктивно испытываемое нравственным чувством пред такими браками, которые противоречат природе кровного родства и основанным на нем нравственным порядкам жизни. Замечено, что даже языческим народам свойственно было натуральное отвращение к бракам между родственниками. Ап. Павел осудил, как величайшее преступление, совершившийся в коринфской церкви поступок человека, который допустил такое кровосмешение, какого не слышно даже у язычников, и он отлучил кровосмешника от Церкви (1 Кор. 5, 1—5). Осуждая преступление, совершившееся среди коринфян, св. Иоанн Златоуст говорит: «Если им непростительно грешить одинаково с язычниками, то превосходить язычников в этом отношении, скажи мне, как это считать? У них (язычников) говорит (апостол) не только не совершается что-нибудь подобное, но ниже именуется» , — так сильно заявляло о себе в душе язычника естественное отвращение к бракам между близкими родственниками. Если же некоторые народы языческой древности вступали в родственные браки , то отсюда еще нельзя выводить того, будто бы инстинктивное отвращение к таким бракам, как не имеющее основания в человеческой природе, им не было присуще, — что, по-видимому, хочет установить Михаэлис. И древним язычникам, как к всем людям вообще, свойствен был horror naturalis; но так как язычники «осуетились в умствованиях своих и омрачилось не смысленное их сердце» (Рим. 1, 21), то следствием этого и было то, что они исказили или извратили в себе это чувство. Источник: http://www.fondiv.ru
Категория: Общество \| Добавил: vitalg (02.Фев.2011)
Просмотров: 304

E-mail:
Пароль: