Общественная нравственность 3 - Каталог статей

Общественная нравственность 3

Но этим одним далеко не исчерпывается все значение церковного браковенчания. Заповеданная христианством высокая брачная любовь, соделовающая естественный союз мужа и жены, по выражению ап. Павла, «тайною великою», сама по себе не достижима для человека при его ограниченных силах, тем более, что христианство, заповедуя такую любовь, требует еще и постоянства ее. Поэтому для осуществления христианского идеала брака, как и для достижения всех целей его, людям, вступающим в брак, необходима благодать Божия, благословляющая и освящающая их супружеский союз, в образ таинственного союза Христа с Церковию (Еф. 5, 31). И св. Церковь, помня слова Христа Спасителя: «человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19, 26), в чине таинства брака усердно молит Господа о ниспослании бракосочетающимся Его благодатной помощи, благодаря которой она и создает условия, наиболее благоприятные для чистого христианского брачного союза, долженствующего служить отображением святейшего союза Христа с Церковию. Потому-то ап. Павел говорит: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною, посредством слова» (Ефес. 5, 25—26). Взаимная любовь супругов, вспомоществуемых благодатию Божиею, из естественного чувства, легко становящегося беспорядочным в падшем состоянии человека, возвышается в чувство святое; их плотское соединение освящается и, так сказать, одухотворяется по молитве Церкви Божественною благодатию. Таким образом, благодать, подаваемая брачащимся в таинстве венчания, является могучим орудием против некоей нечистоты самого по себе плотского вожделения в их отношениях, облагораживая и оздоровляя эти отношения и вводя их в известные пределы, вследствие чего половая функция не препятствует в истинно-христианском супружестве жизни духа, как не мешает последней и удовлетворение аппетита или потребность дыхания. Древние учители очень ясно свидетельствуют о веровании Церкви в сообщение брачащимся, чрез церковное священнодействие, такой специально брачной благодати. Так, Ориген, относя сочетание брачащихся к Самому Богу, в силу этого признает, что в сочетанных Богом присутствует дарование. Дарование же это поставляется здесь наряду с тем даром, который, по словам Оригена, «подаваем был Богом» посвящающим себя безбрачию, «по молитвам», как должно полагать, Церкви. Из этого сопоставления открывается, что под дарованием благодати брака Ориген разумеет не то дарование, которое дано вообще человеку при самом установлении брака, а дарование брачащимся особой благодати от Бога, преподаваемой им в Церкви и по молитвам Церкви. Св. Иоанн Златоуст, наставляя о том, чтобы браки были совершаемы не иначе, как по молитвам и благословению священников, замечает, что благодаря этому супруги «в веселии проводят жизнь, соединяемые помощию Божиею». Св. Амвросий Медиоланский ясно говорит о благодати брака, как средстве, врачующем невоздержание. Особенно обстоятельно говорит о таинственно-благодатном значении брака бл. Августин, которого протестанты готовы даже считать отцом учения о браке как таинстве, хотя сам он высказывает только общее учение Церкви об этом предмете. По его словам, «супружеская стыдливость есть дар Божий, о котором сам апостол (Павел) говорит: “желаю, чтобы все люди были, как и я, но каждый имеет свое дарование от Бога”» (1 Кор. 7, 7). С этой, т.е. число сакраментальной, точки зрения, приходится искренно пожалеть, что современные социалисты, проповедующие замену христианского брака «свободною любовью», вместе с тем относятся весьма враждебно к бракам, освященным Церковью. Точно также совершенно напрасно и наши оргисты, в целях согласования свободы плотской страсти с истинно-христианским воззрением на брак, якобы искаженный Церковью, отвергая всякое значение за таинством брака, стараются доказать равноценность церковного и нецерковного, или так называемого гражданского, брака. Быть может, много хорошего в области брачных отношений есть и за пределами Церкви, зато в ее недрах это хорошее не только не погибает, но и достигает своего полного раскрытия. Нигде нет столь благоприятных условий для чистой христианской супружеской жизни, как именно в Церкви: церковная атмосфера, служащая превосходной, так сказать, дезинфицирующей средой для зараженной грехом природы человека, не может не влиять очищающим образом и на брачную жизнь человека, если только он сам не уклоняется, и других не старается отклонять от благодатного воздействия Церкви, как это, к прискорбию, позволяют себе делать новейшие противники христианства. Само собою разумеется, что благотворное влияние церковного священнодействия не может не обусловливаться душевными качествами и настроением тех, на кого оно должно действовать. Кто приступает к таинству браковенчания с верою, благоговением и готовностью воспользоваться дарами Божьими к своему семейному счастью и благополучию, тот уносит из Церкви в своем сердце живое веяние благодати Божией, способной охранять его супружество среди всех превратностей жизни. Напротив, кто приступает к церковному венчанию недостойно, оно обращается ему в суд и во осуждение за попрание святыни таинства, ибо «все, что не по вере, грех» (Рим. 14, 23). Но гражданский брак, рекомендуемый современными противниками Церкви вместо церковного брака, гораздо старше их по времени своего возникновения. По своему началу он восходит еще ко временам реформации XVI века. Отцом возникшего в христианском мире воззрения на брак, как на дело, исключительно принадлежащее взаимному согласию брачащихся и потому необходимо нуждающееся только в одобрении и утверждении государственной власти, с отрицанием за церковным венчанием значения акта заключения брака, нужно считать Лютера. Усвоение таинству брака такого значения не мирилось с лютеранским воззрением на таинства, как на священнодействия, имеющие целью лишь возбудить и поддержать оправдывающую веру в искупление, а брак, по мнению лютеран, к оправданию не имеет будто бы никакого отношения. Но гражданский брак совместим не только с лютеранскими воззрениями на брак, но и с учением римо-католической церкви на таинство брака, по которому (учению) священническое благословение, хотя без нужды не должно быть оставляемо, но оно и не необходимо для действительности бракосочетания, уже совершенного чрез изъявление взаимного согласия брачующихся пред священником. И если римская церковь иногда восстает против гражданских браков, то не потому, чтобы такие браки являлись несовместимыми с римо-католическими воззрениями на брак, а из опасения, чтобы лица, вступающие в гражданский брак, не пришли к мысли, будто можно обойтись без церковного благословения своего союза. Этими-то воззрениями на брак Западных церквей как нельзя лучше воспользовалась государственная власть для введения института гражданского брака во всей Западной Европе и в Америке,— как исповедующих протестантизм, который при самом возникновении своем сам себя отдал в руки государства, так и в пределах римо-католической церкви, издавна враждовавшей с государственною властью. Сначала, впрочем, гражданский брак был введен только в виду особых исключительных обстоятельств и имел характер лишь частного учреждения (facultativ Ehe); но впоследствии в разных государствах Запада он получил самое широкое распространение и был признан по отношению ко всем гражданам за единственно обязательную форму брака (obligatorische civilehe), с предоставлением лишь совести брачащихся искать церковного благословения их союза. В настоящее время гражданский брак нашел себе место во всех западных государствах. Но это, разумеется, еще ничего не говорит за принципиальное преимущество его пред церковным браком. История показывает, что на гражданский брак нельзя смотреть, по примеру некоторых, как на самый зрелый плод естественного развития брачной жизни христианских народов. Он вызван был не какою-либо внутреннею, существенною потребностью в нем, а возник и распространился в силу чисто внешних, случайных причин, — главным образом, вследствие того ненормального отношения, какое образовалось на Западе между Церковью и государством. Защитники гражданского брака обыкновенно утверждают, что брак старше самого христианства, и потому церковное благословение не может быть безусловно необходимым для него, и не входит в состав существенных признаков его понятия. Что брак старше Христианства, это не подлежит сомнению. Но в то же время несомненно, что в дохристианском мире заключение брака, в силу признаваемых всеми — его божественного происхождения и нравственной природы, почти везде и всегда связывалось с религиозными обрядами. Так, форма бракозаключения у древних евреев, при теократическом строе всей их жизни, бесспорно носила религиозный характер. Из рассказа Моисея об особом охранении Богом чистоты Сарриной (Быт. 12, 17), а также о бракосочетании Исаака с Ревеккой (Быт. 24, 7, 12—14, 50—51, 60), можно видеть, что для заключения брака у древних еврейских патриархов считалось необходимым благословение Божие, совместно с благословением ближайших к брачащимся родных, которое в патриархальный период равнялось благословению священническому. Между тем в подзаконньй период брак был прямо отнесен к религиозно-нравственным обязанностям, принятым под защиту данных Богом Моисею законов (Исх. 20, 14, 17; Лев. 20, 10—14, 17, 20—21; Втор. 22, 22). Из этого «можно заключить, — замечает преосвящ. Сильвестр, — что, по смыслу закона Моисеева, браки должны были заключаться не без ведома и благословения блюстителей закона или священников». И у иудеев позднейшего времени заключение брака совершалось в богослужебной форме, именно посредством религиозного обряда хуппы (chuppa), т.е. балдахина или покрыва ; при этом брачащиеся выслушивали в присутствии не менее десяти мужчин благословение на брак, которое содержало в себе прославление Бога, запрещающего безнравственность и дозволяющего целомудренный брак и радость жениха и невесты. У нынешних евреев браковенчание совершается обыкновенно раввином, который произносит над брачною четой изречение благословения, представляющее собою буквальное повторение известных слов Рагуила (Тов. 1, 12). Во всем древнем язычестве заключение браков было делом религиозным. Так было в браминском культе, у персов, германцев, греков и у римлян в древнейшую эпоху их существования. Самая древняя форма римского брака, имевшая исключительно религиозный характер (sacrum nuptiale), называлась confarreatio; сущность ее состояла в принесении новобрачными фамильным богам жениха жертвы из мякины хлебного зерна (panis farrenus), остатки которой потом съедались ими. Позже возникли в Риме и другие формы брака, носившие преимущественно уже гражданский характер — coemptio и usus. Наконец утвердилась разорвавшая уже всякую связь с религией, чисто гражданская форма брака, требовавшая от брачащихся только одного условия — взаимного их согласия (consensus nuptialis); но это случилось уже во времена Римской империи, когда, вследствие всеобщего растления нравов, консенсуальный брак должен был считаться за нечто лучшее, чем простые внебрачные отношения. Если, таким образом, в дохристианском мире, вообще говоря, требовалось в деле бракозаключения обязательное участие религии, то тем более христианство, указавшее браку его высшее, религиозно-нравственное значение, обязано было связать заключение брака с церковным его благословением. В защиту гражданского брака нередко указывают также на то, что этот брак, даже при отсутствии всякого религиозного элемента, есть все же учреждение нравственное — и по самому своему существу, и в применении к жизни. Но едва ли можно признать его таким учреждением. Брачный союз может сохранить высокое достоинство религиозно-нравственного установления только в том случае, когда будет находиться в ведении Церкви, стремящейся к осуществлению чистых и неизменных идеалов нравственности, а не под управлением государства, которое, хотя призвано также к осуществлению начал нравственности, но лишь применительно к требованиям времени, к данным условиям исторического развития того или другого народа. Иначе, при допущении возможности для членов христианского общества вступать в браки без благословения Церкви, могут заключаться брачные союзы, несоответственные требованиям хранимых ею законов христианской нравственности. Ибо гражданскою формою брака не обнимается не только религиозное, но и нравственное существо брака; при ней брак остается простым нотариальным договором, — брачное отношение обнимается только с юридической стороны, как эгоистическое соглашение двух лиц, и нет ни одного момента, стоящего в отношении к внутренней, существенной стороне брака. Естественным следствием этого может быть ослабление нравственной силы и прочности брачных уз, ибо страсти не так могут быть сдерживаемы внешними требованиями, как могут они сдерживаться религиозно-нравственными требованиями. По словам преосвящ. Сильвестра, «полагать в основу и охрану брачной жизни не зиждительные духовно и религиозно-нравственные начала любви, совести и долга, а одни внешне-юридические обязательства, не молитвенное благословение посредника Божия — священника, а подпись на брачном акте посредника гражданской власти — нотариуса или мирского судьи, не духовно-благодатную силу Божию, испрашиваемую и подаваемую брачущимся в таинстве, а обещаемую им в случае нужды принудительную силу власти гражданской, одним словом полагать в основу авторитет не божественный, а человеческий, — это значит не упрочивать и укреплять брачные союзы, а скорее их ослаблять и подрывать... Подрывать же христианское значение брака, значит подрывать не одни только основы Церкви, но и государства, зиждущегося на прочности семейной жизни». Присовокупим еще, что это ослабление религиозно-нравственной основы брачных отношений, являющееся следствием гражданской формы брака, особенно неблагоприятно должно отзываться на судьбе возрастающих поколений. Введение обязательного гражданского брака в некоторых государствах (напр. в Германии) уже сделалось причиною того, что множество детей остаются совсем некрещеными и, таким образом, осуждены расти вне всякого влияния тех нравственно-образовательных сил, из которых между тем только и извлекает свою пищу общественная жизнь. Ясно, во всяком случае, что для подрастающего ребенка вовсе не безразлично, когда ему станет известно, что он не крещен; отсюда он вынесет то впечатление, что, значит, крещение, а следовательно, и Церковь вообще и все христианство для него не имеет никакого значения, и что все это излишне. Что может выйти из такого нарождающегося вновь язычества, развитию которого содействует само государство, предвидеть нетрудно. Слово Божие говорит об особой «удерживающей» силе, которая сначала должна быть устранена, прежде чем могут наступить крайние проявления нечестия и беззакония (1 Фесс. 2, 6—7 и дал.). Христианский обычай и предание есть именно такая сдерживающая сила, которая своим незаметным влиянием на народную совесть все еще оказывает противодействие гражданскому браку в виде фактического несочувствия ему со стороны населения. В подтверждение этого сошлемся на пример Германии. Гражданский брак там совершенно не популярен, в особенности среди женского пола, и существует, можно сказать, только на бумаге. Церковное венчание не только фактически продолжает сохраняться как условие брачного общения, и, как таковое, оно обыкновенно и желается и требуется брачащимися. Очевидно, таким образом, что при существовании обязательной гражданской формы бракозаключения испрашиваемое всякий раз у Церкви благословение является в сущности ничем иным, как прямым протестом народной совести против гражданского брака. Источник: http://www.fondiv.ru
Категория: Общество \| Добавил: vitalg (02.Фев.2011)
Просмотров: 441 \| Теги: Общество, нравственность, общественная нравственность

E-mail:
Пароль: